Несмотря на холод, его щеки пылали. А взгляд Хоро был еще горячее.
– Хе-хе… вот, значит, как, да?..
Давно он не слышал от Хоро этого оценивающего тона – как будто она прикидывала, как лучше стереть его в порошок.
Лоуренс отдернулся, как ребенок, но, несмотря на ощущение, что он увидит нечто ужасное, все же невольно посмотрел на Хоро.
Янтарные с краснинкой глаза на ее прекрасном лице горели странным огнем.
– Что ж, должна признать, я поступила так же, – и она хихикнула. Этот смешок прозвучал так, словно она причмокнула губами.
Лоуренс побежденно закрыл глаза.
В прошлый раз, когда они были в этом городе и Хоро предложила закончить здесь их совместное путешествие, Лоуренс взял ее за руку и сказал: «Я люблю тебя».
Но что Хоро сказала в ответ? Сказала ли хоть что-то?
– Хо-хо, воистину дурень, – произнесла Хоро, не скрывая зловредности в голосе.
Лоуренс приготовился получить добивающий удар, достойный любого убийцы драконов в любой сказке. И тут –
– Пфф, – раздраженно выдохнула Хоро, а потом ткнулась в грудь Лоуренса. – Ты думал, я начну над тобой издеваться?
– …А?
Лоуренс открыл один глаз и взглянул на Хоро.
– Дурень.
Лоуренс чуть пригнулся, а Хоро встала на цыпочки, так что их лица оказались вровень. Он понятия не имел, сколько они так простояли.
Открыв глаза, он увидел прямо перед собой застенчиво улыбающуюся Хоро.
– Ну надо же – не принимать правду, пока тебе не выскажут ее в лицо… Не будь ты торговцем, я бы вырвала тебе глотку, – пожаловалась она и раздраженно надулась перед по-прежнему склонившимся Лоуренсом. – И вообще, не ты ли все время понукал меня, чтобы я сражалась? Тебе хватало на это наглости; а теперь на себя посмотри!
– ?
Лоуренс смотрел на Хоро, полностью сбитый с толку; похоже, на миг она растерялась. Она втянула воздух.
– Надеюсь, ты не хочешь мне сказать, что ты тогда имел в виду всего лишь, чтобы я сражалась за Коула с этой твердолобой? Или это и вправду все, что ты имел в виду?
Ну а что еще он мог иметь в виду? Лоуренс смотрел в сверкающие красные глаза Хоро, мысли бесплодно бились у него в голове.
– А… оо, ну да…
– Ты… редкостный дурень…
Глаза Хоро наполнились слезами.
«Хорошо было бы, если бы ты не вела себя как Мудрая волчица».
Лоуренс тогда произнес эти слова совершенно искренне.
Но если Хоро приняла эти слова за чистую монету, то любое и всякое поведение, не подобающее Мудрой волчице, было бы приемлемо. И что послужило бы лучшим примером? Можно было и не говорить.
Даже если сама Хоро находила это жалким – она тоже хотела снова встретиться с Лоуренсом после их расставания; эта мысль терзала ее постоянно.
Неудивительно, что Лоуренсу казалось таким забавным и необычным раздражение Хоро из-за того, что она теряла Коула, и тем более – то, что это раздражение она вымещала на нем. Он видел лишь поверхность. Истинной же причиной было сожаление от стремительно надвигающегося расставания. Она пыталась избавиться от этого чувства.
Да, она вымещала на Лоуренсе свое раздражение, но на самом деле раздражение это выглядело так: «Это ты виноват, что я испытываю такую боль».
– Ты действительно думаешь только о себе, не так ли?
Ничего не ожидать. Ни о чем не мечтать. Снижать убытки до минимума. Все это – сама натура торговца. Но, быть может, это не более чем трусость.
– Особенно когда дело касается меня.
Хоро сердито надулась, потом ухватила Лоуренса за ухо и нажала, заставляя его склониться еще сильнее. Раз такое дело, Лоуренс не удержался от того, чтобы огрызнуться в ответ.
– Сама-то не лучше.
– Мм?
Лоуренс вообще-то не собирался этим пользоваться, но теперь он достал из-за пазухи второй конверт. Это было письмо от Хьюга, которое прилагалось к карте.
– Я не хотел тебе это показывать, но… – начал он, доставая письмо из конверта, хотя Хоро продолжала держать его за ухо.
Это были два листа, исписанные ровным, убористым почерком, которого трудно было ожидать от такого крупного мужчины, как Хьюг. Письмо привлекло внимание Хоро, и она, судя по всему, забыла, что по-прежнему сжимает ухо Лоуренса.
Первая страница началась так: «Что до приемов, какими мы, не принадлежащие к роду человеческому, пользовались, чтобы вести торговлю среди них в их городах…»
– Я вовсе не собирался тебя сердить. Но то, что я желал этого так страстно, – это, конечно, просто глупо…
«Уж об этом-то ты могла догадаться?» – хотел он закончить, но не стал.
Одинокая слеза выкатилась из правого глаза Хоро, стоящей с ошеломленным видом и все еще не выпускающей ухо Лоуренса. Время остановилось; движения Хоро были беззвучны.
Она подняла глаза на Лоуренса и голосом, дрожащим от счастливых слез, промолвила:
– Вот что я ненавижу в тебе больше всего.
Она оскалила клыки – живое воплощение бесстрашия – и продолжила:
– Но именно такого дурня я и… люблю больше всего на свете.
В этот миг все перестало иметь значение. Киссен и Йойтсу. Миюри и Коул. Каждое слово Священного писания после этих слов стало бессмысленным.
Он подал Хоро пустой договор, под которым уже размашисто расписался. И все, что он хотел видеть в этом договоре, – слова, которые Хоро только что ему сказала.
– …Ох уж. За столетия, что я прожила в пшеничных полях, я видела множество пар самцов и самок, но никогда я не видела самца такого глупого, как –
Лоуренс не дал ей закончить. По-прежнему склоненный, по-прежнему с ухом в руке Хоро, он заключил ее в крепкое объятие.