Несомненно, на Лоуренса она не смотрела потому, что боялась: если посмотрит, ответ выйдет сам собой. Мудрая волчица гордилась тем, что не идет на поводу у чувств, и именно поэтому, вероятно, она не могла поднять глаза на Лоуренса.
А Лоуренс молчал, потому что понимал: это решение должна принять Хоро.
В любом случае, он видел ее ответ. По крайней мере верил в это.
Вот почему, когда Хоро наконец вздохнула и подняла голову, его на миг охватило замешательство.
– У нас нет выбора, мы должны идти более плодотворным путем, – устало улыбнувшись, произнесла она почти с облегчением в голосе.
У нее было лицо Мудрой волчицы. Сколько раз он видел уже это лицо.
За приступом замешательства последовал такой же краткий приступ гнева.
– Ты хочешь сказать… – начал он, однако остаток его фразы умер под ее острым взглядом.
Правда, лицо Хоро тут же смягчилось, будто показывая, что на самом деле она очень хочет отправиться в Йойтсу вместе с Лоуренсом.
– Ты обещал, что отведешь меня в Йойтсу. Если только ты дашь мне надежные вехи, как туда добраться, я буду считать обещание выполненным. Отправишься ли со мной и ты сам – дело чувств.
Напротив, тема Ле Руа имела чисто практические приложения.
Любой взрослый, не только Мудрая волчица, знает, что нельзя позволять рассудку колебаться под весом чувств. Это было правильно и разумно; более того, сам Лоуренс этим руководствовался в своей деятельности.
И все же потрясение, охватившее Лоуренса после слов Хоро, было вызвано именно чувствами.
– Но есть и еще кое-что, не так ли?
– Еще кое-что? – переспросил Лоуренс.
Хоро кинула короткий взгляд на Эльзу и Коула.
– Ты же знаешь, – ответила она с ноткой веселья в голосе. – Я перед тобой в долгу. Или ты забыл? Ты тогда страшно кричал. Ты кричал, что будешь преследовать меня, пока я не верну его тебе. Какой же ты алчный торговец.
Эльза и Коул не могли не усомниться в истинности слов Хоро, но вид раздраженного лица Лоуренса явно привел их в смятение.
Сам он давным-давно забыл ту историю.
– Неужели ты и вправду!.. – с негодованием воскликнула Эльза, оправившись от потрясения. Использовать долг, чтобы подчинить себе другого, – это был грех, простить который она никак не могла. Особенно если речь шла о ком-то близком; ее взгляд яснее ясного говорил, что она считает Лоуренса бессердечным скрягой.
– Эй, там были обстоятельства!..
– Мм. Что ж, доход, который ты получишь, покроет сумму долга, а значит, даже самый упрямый человек или бог его простит, не так ли? – произнесла Хоро, заслужив, в свою очередь, неодобрительный взгляд Эльзы.
Но при виде беззаботной зубастой ухмылки Хоро Эльза явно не знала, что сказать. В конце концов она раздраженно вздохнула и пробормотала краткую молитву:
– Господи, прости мне мое бессилие.
– Значит – по меньшей мере десять дней повозкой, говоришь? Что ж, если хорошей еды и вина будет достаточно, столько времени я протяну, – беззаботно промолвила Хоро, глядя в сторону окна.
Глядя на нее нынешнюю, Лоуренс мог лишь проглотить слова.
Действительно ли она имела в виду, что близ Йойтсу сможет расстаться с ним улыбаясь, если только будет достаточно пищи и вина? Лоуренс хотел спросить, но понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Вопрос, отправится она в Йойтсу с Лоуренсом или одна, относился всецело к области чувств. И Хоро всегда могла расстаться с кем-либо улыбаясь – потому что прекрасно умела заставлять себя улыбаться.
– Ну вот, раз мы это решили, ты можешь принять предложение того типа. Если ты упустишь этот шанс, будет очень печально. Ты же всегда говоришь, что ты торговец – так пойди и получи легкую прибыль, а?
Лоуренс отлично понимал, что эта ее жизнерадостность – напускная. Но Хоро, похоже, было вполне достаточно видеть, что он понимает. Ее печальная улыбка отчетливо говорила: «Не нужно беспокоиться обо мне так сильно».
Вести себя себялюбиво было просто-напросто не в духе Хоро. Даже когда Лоуренс подталкивал ее к этому, даже когда он попытался ее зажечь, она все равно отступила в борьбе за Коула.
Ему оставалось только кивнуть.
– Ты права. По крайней мере напоследок сорвем куш.
Лоуренсу казалось, что для толстокожего торговца это неплохая фраза. Однако Хоро тут же с досадой огрызнулась:
– Ты обязательно должен быть таким унылым?
– Что? – нервно улыбнулся Коул.
И Лоуренс тоже мог ответить вздохнувшей Хоро лишь улыбкой.
***
Лоуренс накинул плащ и посмотрел через окно на улицу внизу. Народу все еще было много, но в церкви уже готовились к вечерней мессе.
Утро в церквах наступает рано, и вечер тоже. Зимой это происходит даже раньше захода солнца. Рынок закроется, как только звон церковных колоколов возвестит окончание мессы, так что торговцы скоро лихорадочно забегают туда-сюда.
Значит, Ле Руа вовсе не обязательно сидит сейчас где-то в ожидании ответа Лоуренса. И, как справедливо заметила Хоро, если кто-нибудь выхватит у Лоуренса эту возможность, это будет очень досадно.
Теперь, когда он решил принять предложение, терять время было нельзя.
– Хм? А ты не идешь, что ли? – спросил он, обернувшись и обнаружив, что Хоро по-прежнему сидит на кровати.
– Я Мудрая волчица. Мне нет нужды бегать по городу из-за таких мелочей.
Она сидела, расчесывая хвост, и явно не походила на кого-то, кто искал бы, чем себя занять.
Чтобы ответить что-либо, у Лоуренса не было сил, и он перевел взгляд на Коула. Но не успел он повернуть голову до конца, как Хоро произнесла: