Сюда они добрались на лодке, но, увы, вернуться тем же путем возможности не было. Поэтому Лоуренсу пришлось одолжить у Хьюга еще одну повозку. Он подумал было отвезти для Хьюга что-нибудь в Реноз, чтобы отплатить за услугу, но, похоже, кроме него, подобные мелочи никого не волновали.
У торговцев в основном очень сильно развито чувство долга, и некоторые благодаря ему мыслят более широкими категориями, чем подсчеты прибылей-убытков. Хьюг, похоже, был типичным представителем этой группы; несмотря на все возражения Лоуренса, он продолжал загружать повозку дорогими вещами. Лоуренс чувствовал, что даже в шутку не должен предлагать заплатить за пользование повозкой. Хоро была в восторге, но, на взгляд Лоуренса, щедрость – это скорее бремя.
Ведь за все услуги рано или поздно надо платить.
Когда ты занимаешь, все кажется хорошо, но вот позже… эта мысль, честно говоря, приводила его в уныние.
– Ффуф… ну, кажется, все, – сказал Хьюг, поставив на дно повозки мешок с мукой грубого помола.
Если бы Лоуренс просто решил продать все, что ему подарили, вышла бы круглая сумма, однако для Хьюга она вряд ли была сколь-нибудь существенна. И потом, Хьюг казался еще более довольным, чем усевшаяся на дно повозки Хоро, поэтому Лоуренс не пытался его остановить. Было весьма забавно смотреть, как Хьюг, дух барана, старается всячески помочь Хоро, духу волчицы, и нельзя сказать, что это было совершенно не дело Лоуренса.
Хоро быстро нашла себе кусок сушеного мяса и привалилась спиной к скрученным одеялам.
Лоуренс сказал очередное «спасибо», и Хьюг покачал головой, будто отмахиваясь. Потом пододвинулся вплотную и прошептал Лоуренсу на ухо слова, которые тот уже не забудет:
– Я столько заработал – мне, право, очень жаль, что даю тебе так мало.
Не было слов удачнее, чтобы Лоуренс перестал беспокоиться по поводу горы подарков. Хьюг явно говорил правду, и потому Лоуренсу оставалось лишь принять все с благодарностью.
– Спасибо, – в последний раз произнес Лоуренс, пожимая Хьюгу руку.
– А то письмо, которое попросила сделать госпожа Фран, я отправлю с быстрой лошадью, как только оно будет готово.
Это письмо надо будет доставить в таверну «Хвост рыбозверя» – знаменитое заведение, поклонники которого были даже в Кербе.
– Да, и еще, – продолжил Хьюг, кинув взгляд на Хоро в повозке.
Хоро лениво жевала мясо, глядя в небо и делая вид, что не слушает их разговор.
– Это я тоже отправлю.
Тут, должно быть, включился громадный опыт Хьюга как продавца картин. Он нарочно так загадочно шептал, чтобы усилить ощущение таинственности.
Даже Коул (нашедший себе занятие в том, чтобы подбирать упавшие овощи и щепки и накрывать груз в повозке непромокаемой тканью) счел бы это довольно непонятным, что уж говорить о Хоро. Но гордость Мудрой волчицы, конечно, не позволила ей спросить, о чем идет речь.
Отчасти это было вызвано тем, что подобные вопросы могли создать лишние проблемы ей самой, и потому сейчас она притворялась большей скромницей, чем обычно. В то же время это можно было бы использовать против нее, если бы Лоуренс действительно захотел что-то от нее скрыть.
И Хьюг с готовностью воспользовался своим преимуществом.
– Ну, мы отправляемся, – сказал Лоуренс, подсадив Коула в повозку и устроившись на козлах.
Он направил лошадь вперед, и воздух наполнился таким знакомым цокотом копыт и стуком колес.
Торговцы избегают долгих прощаний и витиеватых благодарностей. Поговорка гласит: «Время – деньги»; и в любом случае, болезненные расставания должны быть как можно короче. Стрелу из раны лучше выдергивать быстро.
Силуэт Хьюга скоро исчез, еле видимая рука Фран в окне тоже. Лоуренс услышал, как глядевший назад Коул резко сел на пол повозки.
Они миновали стену и выехали из города; потом и город исчез за горизонтом.
И перед ними была только дорога.
Лоуренс щелкнул поводьями по лошадиному крупу.
***
Порывы ветра, изредка налетавшие со стороны реки, пробирали до костей.
Свинцово-серое небо отражалось в реке, делая свинцово-серой и ее; от этого цвета и то, и другое казалось замерзшим, отчего становилось еще холоднее. Вдобавок воздух был невероятно сух, и буквально чувствовалось, как влага испаряется с лица.
Давным-давно Лоуренсу казалось, что привычка его учителя мазать лицо целебным жиром довольно странная, но позже из-за того, что он сам не заботился о своем здоровье, у него начала шелушиться кожа на лице.
Карьера бродячего торговца, начатая Лоуренсом в восемнадцать, длилась уже семь лет; возможно, к нему уже подбиралась усталость.
Если так, то ничего не попишешь.
Проблема была в том, что спутница Лоуренса, пренебрегающая своим здоровьем куда больше, чем он, считала, похоже, что такие заботы к ее племени не имеют ни малейшего отношения.
– Конечно же, нет, дурень, – промолвила Хоро, упомянутая спутница, садясь рядом с ним. Ее волосы разметались по ветру, и их кончики задевали уголок глаза Лоуренса, создавая неприятное ощущение. Лоуренс глянул на нее, и она продолжила: – У вас, людей, все чувства видны на лице. Мы, волки, показываем их своим мехом. И это нисколько не меняется от того, что мне приходится обертывать хвостом Коула, чтобы он не плакал от мороза.
Свою фразу Хоро завершила недовольным вздохом; все время, пока она говорила, она не отрывалась от расчесывания хвоста.
Это был не пояс, не украшение – самый настоящий ее собственный хвост, покрытый густым мехом.
Хоро на вид казалась юной девушкой, однако ее истинным обликом была громадная волчица, способная проглотить Лоуренса целиком. Волчица, живущая в пшенице и дарующая людям обильные урожаи.